А.Х.
главный редактор
Когда всё плохо, когда чувствуешь себя никому не нужным — просто протяни руку помощи тому, кому сейчас труднее, чем тебе. И вам обоим станет легче, потому что только так и можно жить. Жить — и уважать себя, и радоваться жизни, каждому новому дню. И знать, что ты кому-то нужен — а это главное, ради чего стоит жить.
Катерина Кудрявцева. Балерина, разлучённая с балетом — но танцующая свою сольную партию.
Кармен как судьба
— Чем я могу Вам помочь? — даже не дослушав, спрашивает она.
— Кому? Мне? Вы? Катя… — воздуху не хватает. — Что Вы! Да я… да у меня всё в порядке!
Мне стыдно. Не стоило упоминать о своих проблемах.
— Нет, в самом деле, Вы не думайте, я серьёзно! — мне уже очень-очень стыдно… Да, точно не стоило.
Но это было потом. Сначала были мамины глаза: «Ты читала? У Кости на страничке? Нет? Прочитай. Прочитай обязательно. И когда прочитаешь — сними с моей книжки и отправь ей денежку, хорошо? Только обязательно — сними и отправь!»
Я отправила. Друг, которого знаю уже бог знает сколько лет, в коротком посте не сентиментальничал, но сдержанно восхищался. И не просил — констатировал: помочь Катерине можно так-то и так-то. Не откликнуться — невозможно.
А потом был танец. Не помню уже, как я нашла эту запись с выпускного концерта. Танцевать Кармен после Майи Плисецкой — расписаться в собственной профнепригодности. Катерина и не танцевала — она жила эти несколько минут на сцене, она любила, она ненавидела, она была пламя, один сплошной нерв, она умирала — так всерьёз и так понарошку, как это может делать только 16-летняя девочка, — ведь пережить это невозможно — но и не жить нельзя!
Через несколько лет в больнице она разговорилась с санитаркой. Нет, та как-то не очень к балету… не понимает она его… хотя… нет, один раз она случайно попала на какой-то вечер, то ли там ученики были, то ли… вот один номер она запомнила — там девочка какая-то Кармен танцевала, это да, это было здорово, прям вот как сейчас перед глазами…
— Кармен? Так это же была я! Это же… я…
Санитарка заплакала…
***
Мне всегда было интересно, что сподвигает родителей отдавать своих дочерей в балет? Что заставляет этих маленьких девочек подчиняться муштре, терпеть боль и унижения, не иметь права распоряжаться своей жизнью? Каким характером надо обладать, чтобы всё это вытерпеть? Ради чего?! Овации, слава, богатство? Незнание, что бывает и по-другому, что сверстницы прогуливают уроки, едят картошку фри и пирожки, крадут друг у друга принцев?
Но всё это ещё можно как-то объяснить. А как объяснить, что тебе шестнадцать, но жизнь прожита зря, потому что впереди — ничего? Ни-че-го. Вообще — ничего. И ты умираешь на сцене — по-настоящему, ты пытаешься крикнуть — за что?! Тебе аплодируют. Тебя не слышат. Ты кланяешься — и слышишь гулкую пустоту внутри. Овации болью отдаются в висках. От зрительской беспечной любви, от немыслимых восторгов — нечем дышать. Ты ходишь, ты танцуешь, но ты уже знаешь, что так будет не всегда. Болезнь будет прогрессировать, и однажды… но об этом думать — страшно.
Не ищем мы страданий, но обрящем…
И невозможно прошлое простить —
За то, что оно было настоящим.
Тот не поймёт, кто сам не танцевал!
Принять, понять, смириться и молиться…
Ты думала — танцкласс, а он — вокзал,
И поезд лишь до станции Больница…
Но руки не желают понимать —
Танцуют руки, танец помнит тело!
И дочери обнять приходят мать,
Напоминают, что пора за дело.
Ползти, идти, бежать, взмывать, лететь,
От Господа принять в подарок веру,
Кому-то руку протянуть успеть,
Позвать с собой, увлечь своим примером!
Кто ты была? Лишь прима-балерина…
В борьбе с собой — что обрела взамен?
Ты победила, слышишь, Катерина?!
Танцуй — судьбе назло! Танцуй, Кармен!
«Тыжмолодая», или «Болезнь красивых»
Нетерпеливая очередь перед кабинетом. Как всегда, разновидностей очереди — три: 1) «у вас на какое время талончик?», 2) «мне сказали прийти, я тут уже вчера сидела!» и 3) «мне только спросить». Девушка маневрирует, пытается развернуться, электроколяска послушна, но громоздка. Старушка смотрит сочувствующе, интересуется: «А что это такое у вас?» — «Электроколяска». — «Да неее, я про другое: что это с вами такое, какой диагноз?» — Девушка почти не меняется в лице, привыкла: «Это, бабуль, такой диагноз, что не дай бог!» — «Какой это? Ты ж молодая ещё!» — «Тыжмолодая» оценивает обстановку: очередь забыла про первоочерёдную задачу — выяснение своей очерёдности, с интересом разглядывает водительницу электроагрегата. — «Рассеянный склероз…» — устало бросает она, отворачиваясь и пытаясь прорулить к кабинету. — «Это что ж это ты, забываешь всё? Ты ж молодая ишшо!» Подошедший мужчина бросает бабушенции что-то резкое в ответ. — «Саш, ну не надо, Саш…» — Неловкая пауза. Очередь усиленно впивается глазами в телефоны. Тишина, непривычная для поликлиники. — «Ох тыыыыы… ничосе…» — кто-то сообразил погуглить, и теперь, обогатившись знанием, буравит девушку взглядом, довольно сочувственно, как ему самому кажется.
Нет, это не Катерина, это другая, незнакомая мне девушка.
***
Катерина на такой коляске не ездит. Она вообще садится в коляску, самую обычную, только тогда, когда совсем уж невозможно без неё обойтись. В коляске неудобно — болит спина, болят ноги. Даже гулять предпочитает не в коляске, говорит, лучше, мол, просто постою подышу, пройду сколько смогу, опираясь на чью-нибудь дружескую руку. К тому же коляска весит прилично, а электрическая — даже неприлично. Движение — это жизнь. Катерина — это Катерина.
***
Можете ли вы произнести быстро три раза скороговорку: «Бесперспективняк, бесперспективняк, бесперспективняк»? Что, сломались? Ладно, тогда замените слово «бесперспективняк» словами «рассеянный склероз» — и проговорите это быстро-быстро три раза. Нет, стойте! Не надо. Не надо вслух. И про себя не надо. И ни про кого не надо. А то ещё мало ли… Скороговорки — они такие… Не дай бог…
А по сути-то так оно и есть: синонимы. Рассеянный склероз пока что останавливать не научились. Притормаживать — да. Так и живут страдальцы со своим диагнозом в обнимку, прекрасно понимая, что к чему… Его называют ещё — «болезнь красивых». Катерина красива. Неправильные черты лица, скованная фигура, трудная походка… Чёрт возьми, она красива — как никогда и не снилось Натали Гончаровой-Пушкиной, той, что два века уже старательно смотрит с портрета сквозь нас, не фокусируясь ни на ком конкретно. Катя не менее женственна — и куда более обаятельна. Внутренний свет сымитировать — невозможно.
«Рассеянный склероз – это хроническое аутоиммунное заболевание нервной системы. Точная причина его неизвестна, но установлено, что важнейшую роль играет инфекция – вирусная или бактериальная. В организме образуются склеротические очаги, которые «рассеиваются» в головном и спинном мозге. Скорость передачи нервного импульса в месте очага значительно снижается, что проявляется различными неврологическими симптомами. Нарушения могут быть как двигательными (ограничение движений, нарушение координации или полная неподвижность), так и чувствительными в виде тактильных и зрительных расстройств. Страдать может и мимика, приводя, например, к асимметрии лица, а также мышцы, отвечающие за глотание и дыхание. На сегодняшний день современная терапия направлена на замедление прогрессирования рассеянного склероза, смягчение его многочисленных симптомов и отдаление сроков инвалидизации».
Этот абзац — с сайта Общероссийской общественной организации инвалидов — больных рассеянным склерозом. Да, есть и такое. Есть вообще много всяких организаций, созданных теми, кому бы сидеть уже да молчать в тряпочку, доживая свой век. А им вместо этого хочется жить. Чтоб как раньше. Чтобы день не начинался с боли. Чтобы дорогие тебе люди жили так, как хочется им, а не хлопотали вокруг тебя постоянно, помогая тебе сделать шаг по дому, одеться, поесть, сесть в коляску, самую обыкновенную, инвалидную. Чтобы тебе не смотрели вслед — кто с жалостью, кто с досадой, кто с любопытством. Как много в нас любопытства, которое хуже равнодушия, и как мало сострадания!
И как мало понимания, что никто ни от чего не застрахован. Никто — и ни от чего. А когда это понимание вдруг приходит — уже поздно: ты уже там, за чертой, за которую одним щелчком отправляют тебя здоровые. Здоровые, среди которых ещё вчера был и ты сам.
А пока, бодро рассекая по городу, ты даже не задумываешься о том, что перепад высоты в один сантиметр — непреодолимая преграда для коляски, если она не электрическая. О том, что у дяденьки архитектора, построившего такие дверные проёмы, видимо, все в семье были здоровы и счастливы, чтоб им и дальше здравствовать. О том, что, чёрт возьми, в тебе, оказывается, столько талантов, и почему ты узнал об этом только сейчас, когда…
Чёрный пояс на фоне розовой справки
Когда ты понимаешь, что другой жизни уже не будет — ты начинаешь жить. Просто — жить. Как жила в свои два года от роду, когда дедушка отвёл тебя в какой-то местный клуб на какие-то танцы-развивашки, чтоб научилась двигаться. Танцевать понравилось. Потом понравилось участвовать в детских конкурсах, понравилось быть первой, солировать в клубе, потом в ансамблях… Дед сказал — ну раз получается, надо уже заниматься профессионально. Катя и не думала прекословить, ей и самой это нравилось. Танец был понятен, это свой, особый язык, которым можно сказать всё — и тебя поймут. О том, что могут не понять, ты ещё не догадываешься. И ты кидаешься в эту стихию, ты всю себя отдаёшь Искусству — именно такими красивыми словами и думается в юности, когда кажется — ещё чуть-чуть — и вот оно, признание, вот оно, то, ради чего все эти мучения, эти острые локти под рёбра и мгновенные точные подножки, которыми вы щедро обмениваетесь с одноклассницами, улыбаясь при этом, как и положено настоящим балеринам.
Удивляет лишь, что после серии вращений почему-то кружится голова, плывёт картинка перед глазами. И что ноги после танца не всегда слушаются. И что уставать стала быстрее. А инвалидная справка — не удивляет: она режет, как только и может резать острый край бумаги, режет душу на много маленьких кусочков. Но ты всё же собираешься, ты должна станцевать, ведь ты — Кармен! Ты проживаешь целую жизнь, её жизнь, за несколько минут на сцене — и ты становишься ею, и уже непонятно, кто из вас — ты или она — потом долго привыкает к больницам, кто из вас кричит шёпотом: «Это же была я, это я, я — Кармен!»
— Когда было тяжелее — тогда или сейчас? Хотя сравнивать, конечно, невозможно…
Сейчас Катерине тридцать четыре. Больше половины из этих тридцати четырёх она живёт с розовой инвалидной справкой.
— Не знаю… Нет, наверное, тогда было тяжелее. Не в смысле физически тяжело, тут понятно, что и тогда, и сейчас, только по-другому. Но сейчас — у меня появились уже какие-то ценности, общечеловеческие, появились цели — это и помощь другим, ты уже не просто идёшь, без друзей, переходя кому-то дорогу… Потом я сравнивала, когда на карате пошла: это была для меня настолько отдушина, потому что там было братство, там не было такой конкуренции, грызни вот этой вот именно. Это другая философия: ценность человека рядом, вообще человека, уважение к нему… Почему карате? Просто не нашла ничего, что соответствовало бы той тяжести балета… Мне всегда нравились боевые искусства, вот все эти фильмы, когда они владеют собой и ситуацией вокруг… Я ходила тогда в модельную школу, это уже после балета, ходила на Чистых прудах мимо центра единоборств, просто вот маме сказала, что хотела бы начать, но не знаю с чего. Мама сказала — начни пока с карате. Ну потом уже пошли всякие прибамбасы, типа ушу, джиу-джитсу… Мне тогда было шестнадцать. На тренировках — не обязательно девочка с девочкой, тренеры ставили в пару и мальчиков с девочками, там все движения по определённым правилам, никто тебе скидок не делает, но тебя учат держать удар. Всё зависит от тренера, мне очень повезло с тренером, мы до сих пор в хороших отношениях.
Катерина, будучи уже обладательницей «розовой справочки» об инвалидности, стала ещё и обладательницей чёрного пояса по карате. Это уже «после» — после того как ушла из балета, потому что уже не могла танцевать. Но и без движения существовать — тоже не могла.
Потом это помогло Кате создать свою систему упражнений, которой следует сама и по которой занимается с другими. Движение, принцип дыхания… А ещё в карате для неё главный принцип: когда больно — давай вставай и делай. Не физически больно, от этого никуда не денешься, именно когда на душе больно, когда тоска одолевает. Что балет, что карате — для неё это одинаково профессионально, одинаковая тяжесть, безумные нагрузки, стёртая грань между тем, что ты устал, и тем, что ты должен. Это школа. Это дисциплинирует. От балета осталась неспособность отдыхать, постоянное напряжение, даже когда не занимаешься. Никто никогда и не учил отдыхать, не было такого и в мыслях — побездельничать немножко. Просто не знала, что такое возможно.
Её порой обвиняют в том, что она сильная. Для неё неприемлемо нытьё — «я такой несчастный, это неизлечимо, это никогда не изменится…». Она возражает, начинает переубеждать — а ей в лицо летят обвинения в том, что она даёт надежду. Но ведь если человек не захочет сам — заставить его невозможно. Можно принудить его что-то делать, но заставить жить по-человечески — невозможно. Она помогает, поддерживает, она верит в тех детей, в которых не верят даже их собственные родители. Она помогает им — учит не только движению, учит прежде всего верить в себя и надеяться только на себя. И знает, что любого ученика надо вовремя отпустить. Почувствовать момент — и отпустить. Иначе не выжить — ни ему, ни тебе. «Если что — я рядом. Кто-то будет рядом. Но ты должен сам. У тебя получится.»
Получится. Катя знает, что говорит.
Вот такое вот кино
Старшая, первоклассница, под конец расплакалась: «Я устала, я не хочу, мама, я не могу…» Но дубль требовалось переснять, момент важный — надо показать, как именно проходят занятия с детьми. Младшая только и выдохнула: «Мам, но ведь не я же должна была…» — «Ты второй состав, иди сюда, так надо!»
Надо так надо. Растяжки, упражнения — раз делает мама, значит, и я тоже должна. Это потом уже, когда телевизионщики соберут все свои провода и распрощаются, она скажет: «Мам, если они ещё приедут — ты меня зови, ладно?»
Вот такое вот кино…
«Меня спросили, кто я и чем занимаюсь»
Кто-кто… Оторва, авантюристка безбашенная! Никак не могу поймать её, чтобы расспросить, как дошла она до жизни такой: она то на арт-форуме, то телевизионщиков дома принимает, то спасает очередного подопечного… А ещё две маленькие дочки, которых, так уж сложилось, растит одна. Ладно ещё управляться по дому — дома и стены, как известно, помогают. Но выбираться в люди, преодолевая столько преград? Да, выбираться. И преодолевать столько преград. А как иначе?
Катя смеётся, рассказывая мне, как армянская авиакомпания не пустила её в Париж. Она собиралась на церемонию награждения — получила первую премию за картину. Правая рука не очень-то слушается, и она пишет левой, а тут попробовала ногой удержать кисточку. Отправила ту работу на конкурс, ни на что не надеясь. Так вот, лететь надо было через Ереван. У сопровождающей в последний момент что-то стряслось, а билеты уже взяты… И Катерина решилась — одна, в инвалидной коляске. А там в Армении есть какой-то закон, что незнакомому инвалиду помогать передвигаться нельзя — не потому что инвалид, а потому что неприкосновенность личности. Мало ли, вдруг он потом в суд подаст на того, кто ему возьмётся помогать! «Ой, так весело было, нет, я ничуть не расстроилась, наоборот: они встали просто стеной, их не объехать даже было, и оправдывались — а вдруг с вами что случится… Ну и мы просто повернулись и уехали, и завалились спать. Билеты пропали, конечно, да, это обидно. Зато младшая дочка, четырёхлетняя, на другое утро написала мне письмо, и, протягивая его мне, пояснила: там написано, чтобы мама больше никогда никуда не улетала одна!»
С дочками — основа воспитания проста: сами, всё сами. Сами делаем, сами и ответ держим. В школу? Отлично! Забыла тетрадку, не сделала домашнее задание? Ничего, разрулишь сама: ты моя дочь. Не справишься — значит, всё равно справишься. Я рядом.
В Казахстан через три месяца она всё же полетела — «закрыть гештальт». Париж — это веха. До Парижа она разве была художник? А международное признание — это уже любая районная галерея понимает: художник! Правда, в Лондоне хотели видеть не совсем художника, им больше писатели интересны… «Ой, да запросто: у меня как раз готова книжка сказок, тех самых, что я рассказывала ещё не родившейся дочери! Да, вот он, тираж, я его привезла в Казахстан, и картин несколько тоже привезла!»
Тут я окончательно теряю нить. Лондон — столица Казахстана?! «Ну да, в этот раз они не в Лондоне мероприятие своё проводили, а в Казахстане». Какое мероприятие — я уже не могу сообразить, голова кругом от Катиных рассказов. Но медаль — за вклад в искусство — ей там вручили. Смеётся: «Мы там сэкономить решили — я и моя помощница, ну да, та, которая не смогла со мной в Париж, — сэкономить и поехать на электричке. А электрички там не как у нас, они такие советские ещё, неудобные, и платформы там нет, надо умудриться влезть по ступенькам, а ещё чемодан с книгами и с платьями, да, я же с собой нарядов набрала, чтоб там на форуме менять каждый день, мужчины всё-таки кругом, они же должны видеть красивую женщину, а не инвалидку в коляске, да, там очень даже комплименты мне говорили! Так вот, ещё картины… Помощница моя за эту поездку научилась мгновенно вешать чемодан на какого-нибудь мужчину, откуда только она их успевала находить, в общем, в электричку мы тогда влезли. А, забыла сказать: мы же заранее на станцию приехали, чтобы не опоздать, было шесть утра, мы там какого-то железнодорожного дяденьку разбудили, спрашиваем, к какой платформе должна прийти такая-то электричка? Он на нас смотрит — и выдаёт спросонья, хрипло: «А я почём знаю??? Куда захочет — туда и приедет». В общем, с платформой мы не угадали…»
Катя смеётся, а я думаю, что бы я стала делать, окажись я на её месте. Я так и не поняла, как ей удалось взобраться в ту электричку и как потом удалось выбраться. С помощницей, чемоданом, коляской и картинами. Похоже, она и сама не очень понимает.
«Меня там в Казахстане, на форуме, спросили, кто я и чем занимаюсь. Я зависла немножко… Да художник я, наверное, и это тоже, но в принципе — я падаю, встаю и других поднимаю».
Право быть сильной
«Я падаю, встаю — и других поднимаю».
Дома стоит балетный станок, прямо в гостиной. Утро начинается с зарядки. Потом в течение дня — ещё несколько раз, минут по двадцать. Говорит про себя: я ленюсь, надо, конечно, больше… я должна быть в форме!
После недавней дорогостоящей операции, деньги для которой буквально «свалились» на Катю, стало легче: болезнь не прекратилась — она, увы, необратима, — но сил стало больше, и Катя теперь не зависит от лекарств. Она организовала уже несколько летних палаточных лагерей для инвалидов — в Тверской области и в Рязанской. В одиночку это сложно: палаточный лагерь, пусть даже и на 10-15 участников, требует расходов, и это огромная ответственность — ведь если с кем-то что-то случится… Так что для самой Катерины это вовсе не отдых. В Сети всё же проще, там нет риска подвернуть ногу на кочке, как подвернула Катя этим летом. Хотя психологическая нагрузка, душевная нагрузка не становится меньше от того, что ты перебираешься в онлайн.
Сейчас Катерина ведёт интернет-проект «Я в тебя верю: возьми свои крылья» — не только для людей с ограниченными возможностями здоровья, а вообще для всех, кто не уверен в себе, кто считает себя человеком с ограниченными возможностями. Ведёт вместе с профессиональным психологом, да и сама она в психологии не дилетант, хотя и говорит, что хотела бы учиться дальше. У неё привычка — идти до конца. Принцип: если делать — так уж делать, быть не профаном, а профи. Невозможно работать только с телом, — считает она, — так ничего не получится. Она знает, каково это — когда некому рассказать, не с кем посоветоваться. Просто вслух проговорить, разобраться, уложить в голове. И знает, каких сил душевных это требует — выслушать другого… И как это необходимо и говорящему, и слушающему.
Пойти на психологию она хотела ещё в юности, когда приняла решение покинуть сцену. Или на философию. Так получилось, что поступила на религиоведение. Ей важно было — даже и с помощью древних текстов — разобраться в себе, в своей жизни, в том, что с ней случилось. Почему именно с ней, за что. И в чём теперь смысл этой новой жизни, так не похожей на прежнюю, балетную. У Кати математический склад ума, она даже кандидатскую писала на тему «Числовая символика в Апокалипсисе». Ей аплодировали стоя. «Это был лучший день рождения в моей жизни: я чего-то такое делала, и это всем понравилось». Это означает: «Я сделала хорошую работу, мне не стыдно за неё, и я рада, что она понравилась и другим тоже».
Не сразу, но пришло понимание: ничто не даётся нам за что-то, только — зачем-то. Важно лишь понять, зачем именно. Найти себя, найти смысл в том своём новом существовании, в котором ты оказался не по своей воле. Не требовать жалости к себе, но искренне радоваться помощи. Религиоведение помогло сформулировать то, что понимала и раньше: Господь не посылает нам таких испытаний, которые мы не могли бы выдержать.
«Меня интересует больше — встану я или не встану… мои дети… вот это всё имеет ценность. Поднимешь человека или нет, сможешь ли помочь — тоже… а защитишься или нет — да ну… это же просто диссер… Нет, я не могу сказать, что я сильная, что я всегда уверена в себе… Нет, нет… Я как раз сама была в такой… депрессии, в таком состоянии потерянном, мне нужна была поддержка… И я не нашла ничего лучше, как создать проект под названием «Я в тебя верю», — Катя смеётся. — И да, мне самой это помогло».
У каждого из нас есть право быть сильным. Многие ли из нас готовы этим правом воспользоваться? Сильный — не тот, кто командует другими и бьёт их по голове. Сильный — не тот, кто проявляет героизм в экстремальной ситуации. Сильный — это тот, кто изо дня в день не желает сдаваться сам — и помогает выстоять другим. «Больно? Давай вставай — и делай».
«В нашем обществе есть такое — нежелание иметь дело с инвалидами». Да, Катя права. Порочный круг разорвать сложно: мало кому из пока ещё здоровых хочется вешать на себя обузу — и мало кто из инвалидов не чувствует себя обузой. Кто-то опускает руки, впадает в депрессию, кто-то начинает считать, что ему теперь все должны, у кого-то из-за болезни нет не только сил выйти из дому, но даже и возможности себя обслуживать… И тут мало помочь материально или физически, требуются ещё огромные душевные силы на общение с такими людьми, такт, деликатность, умение войти в положение, представить себя на месте другого. Но только так, через сострадание, через помощь другому — мы становимся людьми. И только так — через помощь другому — мы становимся сильнее. Горе пополам — полгоря, радость пополам — двойная радость.
«Чем я могу вам помочь?» — с этой фразы началось моё знакомство с Катериной Кудрявцевой. Наверное, она была бы выдающейся балериной, может быть, даже оставила бы след в истории балета… Но, как известно, в чём-то отнимется — в чём-то воздастся. Судьба, отняв здоровье, дала ей взамен целую россыпь талантов, из которых главный — талант быть сильной. Она умеет ценить то, что вокруг неё, тех, кто рядом с ней. Она знает, что такое страдание — и умеет сострадать. Она падает, встаёт — и поднимает других.
Главное — чтобы эти другие увидели протянутую им руку и сами захотели подняться.
Жизнь — это танец. Танец — это душа…
На конкурс «Живи танцуя!» для людей с ограниченными возможностями здоровья Катерину Кудрявцеву приглашают уже третий раз — в жюри.
«Я говорила немного о себе — и в принципе о каждом. Я начала с того, что когда-то у меня было всё: я была профессиональная балерина, у меня была отличная координация, у меня был талант, открыты сцены мировые передо мной, я была выше среднего уровня, выше даже хорошего уровня, у меня была слава, аплодисменты, признание. А потом оно всё раз — и… Всё самое-самое дорогое, чем я жила — осталось позади. И передо мной открылся мир с кучей возможностей. Я потеряла одно — вот ту свою жизнь, но приобрела много больше. С одной стороны, всё относительно в жизни, и я бы даже сказала — у жизни где-то очень хорошее чувство юмора… А с другой стороны — не относительно. Абсолютно неизменным остался внутренний стержень, моё сердце, моя душа. Остальное поменялось: чёрное на белое, белое на чёрное. Неважно, какие у вас заболевания, каковы ваши ограничения, это всё относительно. Не относительна — ваша душа, она неизменна, вы показываете её в танце. Это и есть — жить танцуя».
От автора:
благодарю Катерину Кудрявцеву за предоставленные фото- и видеоматериалы.
Также использованы фотографии, сделанные А.Х., и композиция «Кармен-Катерина» авторства А.Х. (стихи, закадровое прочтение, монтаж). Исходная запись танца (2006) опубликована на ютьюб-канале Катерины Кудрявцевой.
ВНИМАНИЕ! Перепечатка и цитирование возможны только с указанием ссылки на эту публикацию!